Виктор Онопко

Виктор ОНОПКО: ЛАСКОВЫЕ ДОЖДИ В ОВЬЕДО

.Мы сидели в холле пансионата, доживающего последние месяцы в ранге базы "Сатурна". Скоро первый футбольный клуб Подмосковья получит настоящую базу, а пансионат останется пансионатом. Полтора часа, что говорили, Онопко придерживал мешочек со льдом возле колена. Футбол есть футбол.

ИГРАТЬ ДО ПЯТИДЕСЯТИ?

- Я "Сатурн" выбрал когда-то не случайно... - Онопко выговаривает твердо, будто я спорить с ним взялся.

Смотрит вдаль. Там, за окном, лес непроглядный. Озера. Красота.

- Но почему футболист Онопко не в Испании - где и любят его, и ценят?

- В Испании можно было остаться, но сейчас там экономический кризис. Игроки потянулись на сторону, ищут варианты. И я нашел, но меня звали команды, где могли платить больше. Я же говорю, "Сатурн" выбрал не случайно. Еще недавно уверен был, что закончу карьеру в Испании, но "Овьедо" из-за денежных проблем уже в третьем дивизионе играет.

- Жить в этом пансионате, далеко от семьи - надо думать, приличное испытание...

- Особенно в первое время. Летом семья была со мной, но потом у детей каникулы кончились. Клуб снимает дом, условия великолепные... Но разве чем-то заменишь воспитание детей? Восемь-то последних лет семья была рядом.

- Год назад и представить себе, наверное, не могли, что еще попробуете в жизни сбор - в советском его понимании.

- Видал я сборы и посложнее. У Лобановского или Базилевича с Коньковым... И Конча-Заспу, и Адлер, и Леселидзе - все помню. Тренировались три раза в день, форму стирали своими руками. Уверены были, что так и надо. А все, что делаю сегодня, - во благо семьи. Надо зарабатывать деньги, давать детям образование.

- С таким подходом до пятидесяти придется играть.

- До пятидесяти сложно. Да и играть здесь намного сложнее, чем в Испании. Уровень ниже, но психологически тяжело. Я, правда, к бытовым условиям быстро привыкаю. Сложнее влиться в коллектив, в этом смысле люблю постоянство. Был бы моложе - было бы проще.

ШАШКА

- В Осетии в гостинице "Владикавказ" жили?

- Да. И на базе. Там меня потрясающе приняли. Два с половиной месяца - сказка. Такое единство - как семья! Многие ребята жили на базе, и я постоянно ловил себя на мысли, что похожее в жизни уже было. 92-й. "Спартак". Все жили на базе, в Тарасовке, с женами-детьми... Да, Владикавказ - не Москва, но тамошнее человеческое тепло - лучше, чем Москва. Здесь каждый за себя, а там все друг друга знают. Люди человечнее. Гулял по набережной Терека, ко мне подходили люди, вместе вспоминали матчи московского "Спартака" против осетинского. Как в год чемпионства "Алании" игра во Владикавказе ничего для нас не решала, но вышли, как на последнюю. 1:1, я с пенальти забил...

- Чуть до кулаков тогда не дошло у двух капитанов - Онопко и Джиоева.

- Мы с ним все время рубились, красные карточки получали. А сейчас подружились. Встретил меня, пригласил домой, познакомил с семьей. Я был поражен. Шашку подарил, говорит: "Мой дом - твой дом, приезжай, когда хочешь..."

- Шашка в Овьедо?

- Там. Кстати, перед уходом в "Аланию" было сложнейшее для меня лето. Месяц один тренировался, готовился играть за сборную, оставаясь без клуба. Сыграл в Дублине с Ирландией. Тогда и понял: когда у тебя в жизни все организовано, есть контракт и клуб - это здорово. Душа на месте.

- Неопределенность - самое страшное?

- Для меня - да. Я должен знать, чего хочу в жизни. Люблю порядок и ненавижу кидаться в крайности...

В ЮНОСТЬ

- В Овьедо на центральной площади есть потешная статуя - странник с саквояжем и зонтиком. На него глядя, с собой не сравнивали?

- Чем-то напоминает. Но мне повезло, команды менял не часто - в том же "Овьедо" отыграл восемь сезонов. Четыре - в "Спартаке". Помню, как впервые надел майку "Алании". В зеркало на себя посмотрел: надо же, как интересно... Но к тому моменту я себя уже настроил, в душе стал игроком "Алании".

- За годы в "Овьедо" были предложения, о которых сегодня стоит пожалеть?

- Звали в Ла-Корунью, но "Овьедо" не отпустил. Просили сумасшедшие деньги - как раз в тот год, когда вылетали. Хотели, чтобы я простил долг за сезон и два миллиона долларов в придачу. А в Ла-Корунье не дураки работают, понимали, что вот-вот я бесплатно смогу уйти. И ушел, только в другую команду.

- Аленичев недавно удивлялся: "Почему Виктор не в "Спартаке"?!" Что ответим старому товарищу?

- Что было предложение из "Спартака". Тогда же, когда звал "Сатурн". Но я к тому времени дал обещание Олегу Ивановичу, начал переговоры и не мог отступить. Я человек слова: сказал "да" - ничто моего решения не изменит...

- Велико было искушение вернуться в юность?

- Хотел. И много думал об этом. Особенно часто, когда пригласила "Алания". Но тогда "Спартак" меня не приглашал. Вспомнили только, когда и "Алания" не вылетела, и сборная попала на чемпионат Европы. Когда я снова что-то доказал. Мне было обидно, что "Спартак" меня проигнорировал, когда я был свободен. Звонили из "Зенита", "Крыльев". Та же "Алания" после хотела удержать. Но выбрал "Сатурн".

- Олега Ивановича?

- Да. И не жалею.

ИВАНЫЧ

- Отношения поддерживаете?

- Разговаривали перед чемпионатом Европы, когда я получил травму. Романцев сказал, что я должен ехать. Сам он отдыхает, от футбола чуть отошел... Столько на него за последнее время свалилось, что пауза необходима.

- Был у вашей тоски по Испании пик - когда хотелось все бросить и первым же рейсом - туда?

- Мне и сейчас хочется... Когда о семье думаешь постоянно - случаются "приступы". Особенно, когда "Сатурн" проиграет, а я неудачно сыграю. Думаешь: все, завтра улетаю, завязываю с футболом. Но игру проанализируешь, с семьей по телефону поговоришь - и все проходит.

- Дня хватает?

- Обычно - да. Максимум, два. Помогает то, что я прекрасно знаю: в Испанию в ноябре поеду. Становится легче.

- Почему вы делаете вид, что отлучение от чемпионата Европы - не удар?

- Честно? Удар. Страшной силы. Может, я и говорил в прессе, что пережил спокойно, но потрясение было страшное... И для меня лично, и для семьи. Слишком многое было отдано на благо сборной. Я даже не про двенадцать лет, которые в ней играю. Скорее про последний год.

- Многим пожертвовали?

- Очень многим. Даже не могу описать собственные эмоции. Но футбол, к счастью, - такая штука, что скверные моменты забываются... С новыми играми, тренировками все проходит. Если себя пожирать, играть не сможешь. Но вы не представляете, как я готовился. Как хотел поехать.

- Когда прекратили терзаться?

- Недели две-три ходил не свой. Жена успокаивала, родители звонили, ребята... Потом отпросился в Испанию на пять дней. Там общался с друзьями. Но пока чемпионат Европы шел, успокоиться не мог. Вот когда "праздник футбола" стал историей и народ, газеты с телевидением переключились на Олимпиаду, стало полегче. До этого целыми днями реклама: "Европа, Россия..." И заставка - наша сборная. Я в общем ряду.

- Себя там представляли?

- Конечно. А как иначе? И мысли: "Ты не поехал..." Еще обиднее оттого, что знал: если бы меня взяли, я бы там вышел. За "Сатурн" на сборах в Австрии я уже играл. До сих пор по числам помню: 14-го тренировался в общей группе. Если бы форсировал выздоровление, сыграл бы и 12-го.

- Главная причина, по которой вас отцепили? Вы же анализируете...

- Анализирую. И не могу понять. Может, в самом деле ошибка врачей.

- Не слишком ли охотно ею воспользовались?

- Может быть. Я решил для себя так: закончу карьеру футболиста, напишу книгу, в ней и коснусь этого чемпионата Европы. И вспомню, и проанализирую.

- Ведь есть какая-то тайна в этом чемпионате Европы?

- Для меня - есть. И не только для меня.

- Осадок в душе остался?

- Остался. Но ничего не изменишь.

- Иногда "отцепленные" о тренерском решении узнавали по телевизору.

- Меня вызвал Ярцев: "У тебя травма, врачи смотрели, ты не сможешь..." Не сказал, что я не еду. Сформулировал иначе: "не сможешь сыграть".

- Что ответили?

- Что никаких обид нет, а решение принимать ему. Раз врачи сказали - так оно и есть. Это было за день до отлета.

- Наверное, не самый простой разговор в вашей жизни.

- Да. И для Ярцева, и для меня неприятный. Но что сказали, то сказали.

- Вы поняли, что не поедете, еще до разговора?

- До разговора, но в последний день. Приезжал врач из ЦИТО, крутил коленку. Сказал - можно играть. Потом поехали в ЦИТО на обследование, сам Миронов осмотрел со всех сторон: "Я бы на твоем месте поехал. И тебе, Виктор, надо ехать. Последний чемпионат Европы, есть время подлечиться..." Потом повезли еще к какому-то врачу.

- Ярцеву Миронова не цитировали?

- Нет.

"ДЕВЯТКА"

- "Сатурн" снял мне дом в Малаховке, я не случайно это место выбрал - точно между Москвой и Раменским. Условия отличные. Машину дали.

- Какую?

- "Девятку". Сам на ней езжу, а жене BMW купил. Да что мне ездить-то? Полчаса до базы. Позавчера в первый раз гаишник остановил, я с игры возвращался. В лицо не узнал, но как услышал, что футболист, отпустил... Я как в первый раз сел за руль этой "девятки", разом вспомнил все советские машины, на которых когда-то катался. Ощущения, конечно, особенные. Но едет - мне этого достаточно.

- Когда-то джип ваш угнали, так вы на следующий день в Тарасовку приехали на "Жигулях".

- Да, купил тогда себе белую "семерку". Когда в Испанию уезжал, оставил в Москве.

- У подъезда бросили?

- Нет, Андрею Пятницкому отдал. До сих пор на ней ездит.

У НАС

- Про Испанию как говорите? "У нас"?

- Да, именно - "у нас". Там мой дом. Нет чемпионата сильнее - горжусь, что там играл...

- На сколько процентов нынешний Виктор Онопко - испанец?

- На пятьдесят. Другая половина - русская. "Русский хохол" - вырос на Украине, родители украинцы, а я принял российское гражданство.

- Жить будете в Испании?

- Скорее всего. Буду жить там, где детям хорошо. Они у меня испанцы, учатся на этом языке, выросли в этой стране - а я буду под них подстраиваться. Мне приятно, что их там любят. Даже уважают.

- По-русски говорят?

- Некоторые слова не понимают, хотя за два месяца каникул в Москве стали язык лучше чувствовать. Но между собой - только на испанском.

- Когда слышите их акцент, вас это шокирует или радует?

- Мне интересно. Хочется, чтобы они знали русский язык. Сами пытаются читать, знают буквы, пишут с ошибками, но старательно... Я знаю многие семьи - приезжают в Испанию и о русских корнях забывают вовсе. Никакой русской речи в доме. А мои - пытаются. Их тянет и в Москву, и в Донецк. Друзья появились. Не брезгуют в автобусе проехать.

- Интересно - по Донецку да на автобусе...

- Конечно. А в московском метро разве не интересно? В Овьедо ни троллейбусов, ни трамваев нет. Видят, как люди в подземном переходе продают что-то, - поражаются. Впечатлений море. "Муз-ТВ" смотрят, вечерами сами поют. По-русски.

ПАСПОРТ

- После Лобановского, Романцева приезжаю в Испанию, где тренера можно по плечу похлопать. Представляете, как непривычно? В СССР отношения между игроком и тренером - пропасть. Приспосабливался тяжело. А к испанскому веселью так и не привык. Те смеются на тренировке, а я серьезный. Едут на игру, в автобусе - тот же смех, музыка... Я настраиваюсь, а у них праздник. Понять ничего не мог. Как я при Советской власти на игры настраивался, так и продолжал.

- Организм на сбор не просился?

- Там сборы тоже есть, но максимум две недели без семьи проводишь. А в киевском "Динамо" - по два-три месяца. Еще поразила, помню, уникальная обходительность Луиса Арагонеса. Со всеми футболистами на "вы", хотя в деды годится. Даже резануло поначалу это "вы"... В Испании даже игроки тренеру "ты" говорят.

- На какой год почувствовали себя в Испании своим?

- Год спустя начал понимать, как живут испанцы... Раскованные они. Проигрывать там психологически легче, ничего не давит.

- Тогда и поняли, что без Испании уже не сможете?

- Нет. Только когда в "Аланию" приехал. До этого жил в Испании, не думал никуда уезжать и даже не понимал, насколько влюблен в эту страну.

- Чего в России так и не смогли принять?

- О, ответ готов! Свежий пример - у детей и жены закончились загранпаспорта. Приезжаем. Законов не знали, а нужна была выписка, что мои дети - граждане России, чуть ли не две недели надо ходить, собирать бумаги... Представляете, какие очереди?

- К сожалению.

- А люди злые... Наконец, выписку получаешь - не знаешь, куда идти за паспортами. Раньше с такими проблемами мне проще было разобраться: только слово скажи администратору команды - все сделает. Моя сегодняшняя мечта - чтобы в коммунальных конторах было два окошка. В одно обычная очередь, а другое - для тех, кто готов платить за скорость. Жена была потрясена. Полтора часа из Малаховки ехать в Москву, чтобы услышать, что не хватает какой-то справки. В Испании бюрократы - тоже проблема, но до чего же там проще! В Москве даже машину без знакомств не оформить...

- Испанский паспорт вы не получили?

- Для этого там надо прожить десять лет.

- Но Карпин же получил?

- Это не подданство, он просто не считался иностранцем. Я первый начал бороться, а в итоге проиграл. У Карпина льготы сейчас отобрали, он снова легионер. Приезжают немцы - не считаются иностранцами. Граждане Евросоюза. Приезжают бразильцы или аргентинцы - им два года достаточно прожить для получения паспорта. А я столько прожил в Испании - и чужой.

УМКА

- Онопко - самая популярная личность в Овьедо?

- Город маленький, всего 280 тысяч. И меня там любят, и семью. У нас свой гимнастический клуб, жена моя - главный тренер.

- А вы при ней вице-президент?

- Нет, это я президент, а она "вице". Но все хотят именно к ней привести детей. Вообще город приятный. Культурный.

- У вас большое будущее в бизнесе?

- Надеюсь. Пока мы только начали заниматься клубом, прибылей никаких, да больших, думаю, и не будет. Гимнастика - не футбол. Главное - жене нравится.

- Василий Рац как-то сказал: "Случайно сунулся в бизнес - оказалось, интереснее футбола..."

- Я к таким открытиям готов. Главное, чтобы интересно было. Однажды этот интерес проснется. Не вечно же мне играть. Хотелось бы остаться в футболе - но совершенно не уверен, что так и будет. Но где-то обязательно получится, пусть и в другом месте. Кстати, в Овьедо мэр знаменитый. Город сделал таким, что я лично прекраснее места в Европе не знаю. Раньше он кокеров разводил, а сейчас акитайно, японских боевых собак страшной силы. Еще лошадьми занимается. Как-то спрашивает: "Собаку хочешь?" И подарил...

- Мог бы лошадь.

- Вот и я испугался. Что мне с лошадью делать? А собака славная, хотя и похожа чем-то на волка. Умкой назвали. Сейчас, правда, отдали на время друзьям. Я-то уехал, а такой собакой надо заниматься. Учить.

МАСКА

- Это ведь была бы своеобразная романтика - вместе с "Овьедо" вылетать и выбираться, бродить по лигам...

- Я отыграл сезон во втором дивизионе, мне хватило. У "Овьедо" был шанс вернуться, но все уперлось, как обычно, в деньги. Я вообще год зарплаты не видел. А в Испании, если игроки месяц не получают зарплату, перестают играть. Бунтуют, обижаются... И вместо возвращения "Овьедо" полетел еще ниже. А я за тот год получал по ногам чаще, чем за всю предыдущую карьеру. Ребра ломали, зашивали голову... Как-то за две недели два раза сломали нос. В маске играл. Это очень сложно... Во второй раз даже боли не было. Шок. Удар, кровь - в ту же секунду понимаешь, что снова перелом... Я видел, как людям носы ломали, как они проваливались. Моей дочке нос ломали - жутко. Я ненадолго отошел, а она осталась на детской площадке. Толкнули, упала... Возвращаюсь - вся в крови, нос провалился. Мне люди, которые поставлены присматривать, говорят: "У нее нос такой и был?" - "Да вы что?!" Открытый перелом, а было ей четыре года. Операция, общий наркоз. Страшная картина, как метровые тампоны из носа вытаскивали, как плакала она...

- Когда вам нос ломали, вы на судью, кажется, кинулись?

- Кинулся. Обозвал его, помню, "сыном проститутки" - в Испании нет оскорбления страшнее. Еще "каброном" назвал. Козлом. Меня даже не дисквалифицировали, врачи подтвердили, что был в состоянии аффекта. А маска до сих пор дома лежит. Память.

- Говорят, нет футболиста, у которого что-то не болело бы перед плохой погодой.

- Это точно: всегда что-то болит. От колена до пятки. Всегда есть микротравма. Но если могу играть, всегда играю. Иногда через боль. Правда, бывают надрывы, с которыми не выйдешь.

- Испания не отучила играть на уколах?

- В Испании я на уколах играл редко. Как-то была трещина в ребре - так прямо в него укол сделали. Играл с зашитой головой. Со сломанной рукой, в гипсе.

НАРДЫ С ЗОНЫ

- Самое фантастическое проявление любви к футболисту Онопко?

- Приехал в Испанию - меня встретили пять тысяч болельщиков.

- В аэропорту?

- На стадионе. Там принято нового игрока сразу привозить на стадион, вручать майку.. Надеваешь, выходишь на поле, чеканишь мячик - фотографы снимают, народ воет...

- Про упущенный контракт с "Атлетико" сразу забыли?

- Да. Хотя и досадно было. Агенты обманули. Я не знал языка, контракт за меня подписали другие.

- Русские?

- Нет, испанцы. Иньяки такой, и еще один... А народной любовью мне Испанию Владикавказ напомнил. Постоянно чувствовал тепло. Даже сейчас вспоминаю, что мы в тот год решили свою маленькую задачу, не вылетели - а город радовался так, будто чемпионами стали.

- Когда с "Сатурном" прилетали во Владикавказ, вас вереница джипов провожала в аэропорт.

- Да, много друзей осталось.

- Кстати, тогда же слух пошел, будто Онопко во Владикавказе похитили.

- Да, слышал. Сидел на трибуне, смотрел игру - и вдруг передают: мол, в новостях сообщили, будто меня похитили... Но опровержение быстро дали.

- У футболиста за годы карьеры копятся не только травмы и медали. Еще подарки.

- У меня друг на зоне работает - так зэки для меня вырезали нарды и шкатулку, через него передали. Смотрю и понять не могу: как они это сделали? Удивительная работа. Болельщики много всего дарят. Но чаще просят, чтобы я что-то подарил - плакат, майку. Пацаны бутсы просят, щитки. Мне не жалко: что есть старое - отдаю. Вот одному раменскому пацану бутсы подарил...

УКРАИНА

- Было у вас в жизни большее игровое потрясение, чем проигрыш "Спартака" в Антверпене?

- Игра с Украиной, когда мы не попали на чемпионат Европы. В раздевалку зашли - не можем ни понять, ни сообразить. .. До сих пор тот гол перед глазами. Будто колдовство, замедленный повтор: стадион, трибуны битком - и внезапная тишина. Когда 80 тысяч человек молчат, это ужасно. На всю жизнь запомню.

- Что Романцев сказал в раздевалке?

- Он после игры никогда ничего не говорил. Мы в такой же тишине идем под трибуны, все молчат, и вдруг Саня Филимонов начинает, как во сне, извиняться. Слезы в его глазах помню. Тут ребята как проснулись, успокаивают: мол, все равно мы все вместе, а футбол всего лишь игра... Но в таких ситуациях слов не слышишь. Никаких упреков не было. Крика. Все в прострации.

- Хоть раз в раздевалке эмоции не сдержали?

- Ни разу. Я всегда держусь. Никого в жизни не упрекнул, ни на кого не накричал...

- Родители у вас живут на Украине, и вы за Россию играете против этой страны. Болезненный момент?

- Нет. На Украине меня тоже любят, болеют... В свое время меня не взяли в сборную Украины, на первые товарищеские игры. Поэтому у нас все честно. Без претензий.

ПРОВОДЫ

- Далеко, наверное, надо собственную гордость спрятать, чтобы вернуться в сборную, после того как вас насильно из нее проводили.

- Да, "проводили"... Но я самого себя не провожал. А настоящие проводы может сделать только сам футболист, так? Себе ситуацию объяснил просто: это не проводы, а чествование по поводу ста матчей за сборную. Сыграл самый короткий матч в жизни. Две минуты на поле.

- Со стороны не очень красиво смотрелось.

- Да. Но немного сгладило то, что машину подарили. Я тогда просто не мог проанализировать: что мне делать в этой ситуации? Как реагировать? И решил себя вести как обычный футболист. Вызвали? Приехал, отработал. Принял подарок, пообщался с Газзаевым, сказал "до свидания"... Отбросил сомнения. Потом Валерий Георгиевич звонит, приглашает. Оказывается, я нужен.

- Смешно не стало?

- Чуть-чуть. То проводы, то не проводы... Даже не смешно, просто интересно. Главное, психологически не сломался.

КНИГА

- Как думаете, детям вашим будет интересно когда-нибудь прочитать отцовские интервью?

- Думаю, очень. И книгу тоже.

- С которой, кстати, запаздываете. У соседа по номеру уже вторая вышла.

- Да. Канчельскис мне свою книжку подарил - красивая, интересная. Оторваться не мог. А моими интервью теща и жена занимаются. Все вырезают. Интересно подшивку полистать - испанские газеты, наши, фотографии... Жалко, не все собрано, что про меня писалось.

- Кому интереснее давать интервью - русским журналистам или испанским?

- Русским. Испанский язык бедноват, а в русском и чувства, и мысль... С испанцами старался общими словами отделываться.

- После стольких испанских лет чего не хватает в Москве?

- Испанской кухни. Моря. Моего сада. Всегда сам и траву стригу, и деревья сажаю, и цветы. Солнце в Испании особенное. Их дождя не хватает... Вернее нашего. Дожди в Овьедо частые, но с российскими не сравнить. Мягкие-мягкие. И север Испании - сплошная зелень от этой воды.

- Что нужно человеку в 35 лет, чтобы чувствовать себя счастливым?

- Мне 35 только в октябре будет. Нужно спокойствие. Уважение. Чтобы семья твоя была счастлива.

- Ваша - счастлива?

- Да.

- Жену часто спрашиваете: счастлива она или нет?

- Я редко говорю о любви. Но романтик. Доказываю делом, что люблю. Но чувствую, что семья счастлива. Вижу, как ко мне относятся, например, родители жены. Как уважают, ценят. Нет ничего важнее.

- От жены часто слышите, что ей здорово повезло с мужем?

- Иногда. Я в ответ: "Это мне повезло с женой..."

- Что не сбылось из того, о чем мечтали в юности?

- Мог оказаться и в "Атлетико", и в Ла-Корунье, но не удалось поиграть в команде такого уровня. В Германию звали, в "Ньюкасл", а я всегда хотел играть в Испании. С первого приезда туда с юношеской сборной. Город не помню, зато помню жару. Играли в 11 вечера. Жили в казарме, все в одной комнате, вдоль стен ярусы кроватей. Память сохраняет странные моменты. Зеленую рубашку, которую там брату купил... О чем мечтал? Знаете, я ни о чем не жалею. Дом построил, дерево посадил.

- И не одно.

- Много деревьев. Семью создал. Что мужчине полагается сделать - сделал. О чем жалеть? Осталась самая большая цель - воспитание детей. Их воспитаю, внуки пойдут. Все впереди.

- Вы наверняка какую-то дату завершения карьеры определили.

- Угадали. Есть дата. Но это пока секрет.

СБОРНАЯ МИРА

- Имеет ли право о чем-то жалеть футболист, игравший за сборную мира?

- Вот, и я о том же. Два раза за нее играл. Первый матч в Милане, с "Миланом" же... Кажется, посвящался борьбе с наркотиками. Вторая игра была в Сараеве, против войны. Я понимал, какая это честь. Какие футболисты рядом. От таких приглашений самого себя уважаешь - когда видишь, как уважают другие. Я же помню, как на меня смотрели испанцы, когда я возвращался из сборной России. А если еще и выиграешь - крылья вырастают.

- Кроме воспоминаний, от сборной мира что-то осталось?

- Медали. Форма. Сувениры, фотографии... Я еще против сборной мира играл как-то в Лужниках.

- У вас в жизни и великие были тренеры, и всякие. Чем "великий" отличается от "всякого", кроме результата?

- Для меня велик тот тренер, который легко находит общий язык со всей командой. Арагонес, например, прекрасный психолог, Антич. Романцев. Хотя Олег Иванович - очень сложный, замкнутый... Общается мало. Человек в себе, но поражало, как чувствует коллектив. Ничего не ускользало, знал, когда дать нагрузку, когда достаточно легкой пробежки... Команда будто сама собой образовывалась. Для себя я Романцева ставлю на уровень Лобановского. Я вот тоже замкнутый, тяжело иду на контакт. Какое-то время привыкаю к новым лицам.

- Еще сторонитесь светской жизни, недолюбливаете большие города. Нет ощущения, что лишены чего-то интересного в жизни? Что-то проходит мимо?

- Был лишен настоящего детства.

- На дискотеке хоть раз в жизни были?

- В школе сами их проводили раз в месяц. Не хватало выездов с родителями на море - вместо этого две тренировки в день. Зато, если бы не футбол, я мог бы и бандитом стать, и наркоманом. Из нашего класса в Афган ребята попадали, возвращались калеками. Многие по тюрьмам. Но я давно не был в Луганске, одноклассников растерял.

- Это было в прошлой жизни?

- Да. Уехал - и все. Я к чему говорю? Стоило жертвовать, чтобы чего-то добиться...

- Полгода проводите в Испании, потом возвращаетесь в Москву - что бросается в глаза?

- Если зима - грязь и серость. Летом - количество людей и машин. Суета. Все бегут.

- 113 игр за сборную. Самая памятная?

- Первая - с Англией. 92-й год, в Лужниках сыграли 2:2. Это была еще сборная СНГ. Матч с Уэльсом, последний официальный. А такие игры, как против французов, раз в жизни бывают...

Юрий ГОЛЫШАК

http://www.sport-express.ru/newspaper/2004-09-17/14_1/?view=page

Виктор Онопко: российский "тихоход", ставший капитаном испанского "Реала"

На нём закончилась сборная СССР и с него началась сборная России, он творил судьбу отечественного футбола в 1994 году и продолжает делать это в 2014. Он — Виктор Онопко, легендарный защитник, до сих пор сохраняющий за собой рекорд по количеству матчей, проведённых в национальной команде. 14 октября 2014 года Виктор Савельевич отмечает своё 45-летие.

Онопко: начало

В 1969 году, когда в Луганске на свет появился маленький мальчик, которого было решено назвать Виктором, мало кто мог подумать, что несколько десятилетий спустя именно он будет олицетворять целую эпоху в российском футболе — время его становления.

Как и все мальчишки в 70–80-е годы прошлого века, Витя Онопко увлекался футболом, впитывая каждую секунду из редких чёрно-белых трансляций матчей своих кумиров в красной форме с надписью СССР на груди. Чтобы стать похожими на них, Витя просит родителей отдать его в футбольную школу. Выбирать не приходилось — в Луганске лучшие тренеры работали в «Заре», там и начался долгий путь Онопко в большом футболе.

В 16 лет Виктор Онопко уже практически состоявшийся футболист, которого примечает зоркий и цепкий на таланты глаз тренера донецкого «Шахтёра» Анатолия Конькова. Футболиста приглашают попробовать себя в одной из лучших команд Украинской ССР.

Но, не успел Виктор провести и трёх матчей за свой новый клуб, как его призвали в армию — в те времена с этим было жёстко. Онопко отправляется служить и продолжает играть в футбол. Армия на Украине означала одно — столичное, киевское «Динамо». Спустя год службы, когда Виктор уже демобилизовался и паковал вещички, чтобы вернуться, как и обещал Конькову, в «Шахтёр», его «на ковёр» вызывает великий и ужасный Валерий Лобановский, тренер, которому не было равных в Европе.

Наставник киевского «Динамо» предлагает Виктору путёвку в жизнь — место в своей команде, сплошь состоявшей тогда из игроков национальной сборной. Даже Аль Пачино назвал бы это предложением, от которого невозможно отказаться...

Но Онопко сказал Лобановскому нет. Никто не знает, как повернулась бы его судьба, останься он в Киеве. Наверняка не было бы и донецкого «Шахтёра», и московского «Спартака». Возможно, не было бы и переезда в Испанию, и даже сборной России. Это всё предположения. Всё решал Виктор, и он обещал Конькову вернуться. И вернулся.

«Спартак» и письмо четырнадцати

Вернулся ненадолго — всего на два сезона. А в 1992 году за ним приехал Олег Романцев из московского «Спартака». Он прельщал футболиста безумными перспективами и золотыми горами, о которых в том «Шахтёре», без его нынешнего богатого покровителя, нельзя было и мечтать. Супругу Виктора представители «Спартака» также «обрабатывали»: столичная жизнь, магазины, рестораны...

Скрепя сердце Онопко согласился надеть на себя красно-белую футболку с ромбиком в районе сердца. И не пожалел. Уже в 1993 году он стал чемпионом России, получил звание лучшего футболиста страны, обеспечил себе место в сборной России, с которой должен был поехать на чемпионат мира 1994 года в Соединённые Штаты Америки.

Насколько много шансов было у сборной России выстрелить на том Мундиале, настолько же велика была и вероятность, что Онопко туда вообще не поедет. Во всём виновато пресловутое «письмо четырнадцати», которое 14 футболистов сборной России написали, требуя улучшения материального содержания сборной России, не столько в плане премиальных, сколько в плане экипировки. Но одним из требований футболистов было и увольнение легендарного тренера Павла Садырина. В итоге Российский футбольный союз принял сторону наставника команды. Многие из подписавшихся так и остались без ЧМ-1994. Онопко вовремя одумался, отозвал свою подпись и был вызван в сборную. Но ослабленная команда пролетела мимо плей-офф, вылетев из группы.

Испания

А год спустя вылетел и сам Онопко — из России в Испанию. В его услугах заинтересовался скромный «Реал». Не мадридский, конечно, — из города Овьедо. Но для России даже это было прорывом. За похождениями отечественных футболистов на полях Европы с придыханием следила вся страна, читая каждую неделю об их подвигах в спортивных газетах.

Возможно, Онопко и в этот раз остался бы в полюбившемся клубе, но как раз в то время, когда он должен был принимать решение, с ним начали происходить необъяснимые вещи: угнали автомобиль, неизвестные начали звонить сначала по телефону, а затем и в дверь его квартиры. Ситуация накалялась настолько, что Виктор даже подумал ненароком, что его могли специально выкуривать из России. Не став будить лиха, он решился на переезд. И снова не прогадал.

В «Овьедо» его приняли как своего. С первых же матчей он закрепился в основном составе. А со второго-третьего сезона в Испании уже стал лидером клуба. В один из последних сезонов Онопко и вовсе заслужил высшей степени доверия и уважения — был избран капитаном испанского клуба. Это в стране, где принято назначать капитанами исключительно испанских футболистов. В благодарность он отдавал «Овьедо» всего себя, не щадя ни сил, ни денег. Мало кто знает, но в последние два сезона Онопко вообще не получал зарплаты — задолженность клуба перед защитником достигала 1,6 миллиона долларов.

Закончилось всё быстро — банкротством команды и переводом её во второй испанский дивизион, где она продолжает барахтаться до сих пор. Затем был мадридский, но уже не «Реал», а «Райо Вальекано». Команда попыталась закрепиться в Примере, но не смогла, и Онопко принял решение вернуться на родину.

Возвращение

В свой первый сезон после возвращения он помог «Алании» со скрипом сохранить прописку в Высшей лиге и после этого ушёл в более удобный в плане жизни подмосковный «Сатурн», который тренировал уже на закате своей тренерской карьеры хороший знакомый Виктора — Олег Романцев. Там Онопко и завершил карьеру, став в 2005 году сначала играющим тренером, а в 2006 году и вовсе повесив бутсы на гвоздь.

Параллельно с последними своими матчами Виктор Савельевич учился в высшей школе тренеров — это обеспечило ему тренерскую категорию А и трудоустройство в любом клубе России.

Но Онопко принял решение попробовать себя на административной должности — в Российском футбольном союзе. Поняв, что кабинеты — это не его, он принял предложение московского ЦСКА и стал помощником нового главного тренера «армейцев» Хуанде Рамоса. Одним из решающих факторов, качнувших чашу весов в пользу Виктора Савельевича, стал его практически безупречный испанский язык.

Он и сейчас продолжает оттачивать свои тренерские навыки в ЦСКА, работая бок о бок с Леонидом Слуцким. Вполне возможно, что когда-нибудь мы узнаем ещё и главного тренера по имени Виктор Онопко.

http://www.aif.ru/sport/person/1357299

Виктор Онопко: «К истории с шарфом отношусь спокойно. Я же не фашистский крест поцеловал»

Как футболист Виктор Онопко получил признание в «Спартаке» - трижды становился чемпионом России и дважды признавался лучшим игроком года по опросу еженедельника «Футбол». Как тренер Виктор Онопко делает имя в ЦСКА, и трофеев в армейском клубе теперь у него даже больше. Еженедельник «Футбол» встретился с тем, кто был символом «Спартака», а теперь завоевывает титулы с ЦСКА, чтобы в том числе спросить, как ему удается существовать в двух мирах.

«Четыре тоже отыграем»

- Восемь очков отрыва от «Зенита», пять – от «Локомотива», девять – от «Спартака»… ЦСКА специально готовился к такому ударному началу сезона, потому что не имел права вылететь в квалификации Лиги чемпионов?
- Мы планировали подготовку с учетом двух предварительных раундов Лиги чемпионов, но это было непросто. У нас много игроков сборных, у некоторых из них отпуск был всего две недели, у кого-то – еще меньше. Может быть, даже не успели растерять форму. А перед соперниками в чемпионате у нас есть одно преимущество: мы очень долго не пропускаем еврокубки, и у нас очень большой опыт борьбы на два фронта, мы знаем, как распределять силы. Не у всех соперников есть такой опыт.

- 6:4 в Саранске. Что это было?
- Таких игр в любой карьере очень мало. Я могу вспомнить только еще одну – я тогда работал в РФС, это был отбор юношеского чемпионата Европы, и наша команда 1990 года рождения уступала после первого тайма Исландии 0:6. После перерыва мы успели забить пять, но проиграли. А в Саранске мы еще раз показали, что у ЦСКА есть дух. После 0:3 в первом тайме не каждая команда еще выйдет на поле. Но мы сравняли, не сломались и после четвертого пропущенного мяча. Из таких матчей и складывается история больших клубов. Но любая история делается десятилетиями.

- Слуцкий и правда в перерыве грозил Иркутском, если проиграете?
- Про Иркутск тоже было сказано. Но прежде всего были сказаны слова, которые помогли. И это произошло не в первый раз – значит, до команды доходят слова главного тренера. У ЦСКА в этом году было много таких матчей. У нас и со «Спартой» была тяжелая ситуация.

- Вы повышаете ставки. Со «Спартой» отыграли два, с «Мордовией» - три. Четыре отыграете?
- Да. Но не хотел бы проверять.

«В «Спартаке» подходили и просили сдать матч»

- В вашей игровой карьере был еще один похожий матч: Лига чемпионов, 1995 год, «Спартак» - «Русенборг».
- Да, мы «горели» 0:2, потом забили четыре.

- Это правда, что там в перерыве больше Романцева говорил Юран – про то, что нельзя проигрывать лыжникам?
- Сначала Олег Иванович сказал несколько эмоциональных слов, а потом, да, больше разговаривали мы сами. И Юран тоже говорил, но не про лыжников. Все закончилось тем, что мы пообещали: «Иваныч, все будет нормально, мы забьем три». Он после игры подходит и спрашивает: «Что ж вы меня обманываете? Три ведь обещали, не четыре». У нас и потом в «Спартаке», и в сборной были ситуации, когда мы после неудачных игр просили: «Олег Иваныч, можете выйти? Нам тут надо самим...» Он молча выходил, и мы друг другу в глаза все высказывали. Жестко, по-мужски.

- Мы помним вас капитаном и «Спартака», и сборной. Сложно себе представить, что вы можете жестко «напихать» кому-то.
- Да, у меня был другой стиль. Я мог «напихать» на поле, но только если видел, что человек не выкладывается. Но если он работает по полной программе, но просто не получается, я к нему подойду и поддержу. Я всегда хотел быть и был таким капитаном, который все решает в пользу коллектива. Мне важно, чтобы у нас была семейная атмосфера, чтобы доверие было. Поэтому когда ко мне как к капитану подходили с предложением отдать игру, это пресекалось на корню. В других командах – я не буду называть фамилии — капитан мог сдать игру за спинами своих же товарищей. Я знаю, были такие случаи.

- Погодите, к «Спартаку» 90-х, той команде, которая громила в России почти всех и каждого, могли подойти с просьбой отдать игру?
- Да. Подходили.

«Валерий Васильевич, я слово дал, что вернусь»

- Вам когда-нибудь «пихали»?
- Если только в дубле «Шахтера». Но недолго – вскоре меня взяли в основную команду и за свой стол посадили Грачев и Смолянинов, а это большие имена в той команде. Сидеть вместе с ними – это было почетно, это был такой знак уважения и признания. Они меня взяли под свое крыло.

- В киевском «Динамо» тоже не «пихали»?
- У нас была очень мощная и дружная команда. И очень хороший тренер – Виктор Колотов. Ведь как попадали в дубль «Динамо»? Это была служба в армии, и туда забирали всех, до кого могли дотянуться. Там подобралось такое созвездие! Канчельскис, Баль, Яковенко, Погодин, Никифоров, Беженар, Мороз, Морозов, Шматоваленко, Юран… Многие — чемпионы мира в юношеской сборной. Если бы мы выступали в Высшей лиге чемпионата Союза, мы бы были вверху турнирной таблицы.

- Вас же Лобановский оставлял в Киеве. Почему вернулись обратно в «Шахтер»?
- В Киеве я тоже служил, как и все. Первый год меня от «Динамо» прятали, месяц в одной воинской части в Донецке провел. Внутренние войска, заключенных перевозили. Но меня в основном держали на кухне, никаких стрельб, ничего такого. В конце концов в Киеве про это узнали и приказом перевели в другую часть – в «Динамо». Я прямо в военной форме поехал, и на вокзале меня встречал Колотов. Сразу же доставили в воинскую часть, поставили на учет. Колотову говорю: «Можно я хоть на день в Донецк съезжу, хоть бутсы привезу». Он отвез меня к себе домой, дал свою одежду и на день отпустил в Донецк. Больше я армии не видел – год служил в дубле футболистом, к концу стали и к основе подпускать. А когда оставалось совсем чуть-чуть, меня вызвал к себе Лобановский. «Я за тобой следил, — говорит, — видел, как ты работаешь. Оставайся». «Валерий Васильевич, — отвечаю, — я слово дал Конькову, что вернусь в «Шахтер».

- Он понял?
- Да. Никаких вопросов, говорит. Очень короткий разговор получился. Вскоре я уехал в Донецк. Правда, Конькова тогда уже в «Шахтере» не было – уволился.

- Свою первую встречу с Романцевым помните?
- Конечно. Первая встреча с Романцевым была в манеже «Спартака». До этого я с ним говорил только по телефону. Только-только развалился Союз. Я приехал накануне с женой, на вокзале нас встречал Покровский и на машине Старостина (это была «вольво» - по тем временам очень крутой автомобиль) отвез меня на базу в Тарасовку. Там мы и многие другие семейные прожили больше года. А на следующий день была тренировка. Романцев построил нас по ширине поля, и мы без лишних слов побежали «максималку». Но для меня после Киева это было вообще ничто.

«Из Киева в сборную так и не позвали»

- Вы же из Луганска. Сейчас кто-то у вас там есть?
- Конечно: мама, сестра, брат. У меня и в Донецке много. Жена же оттуда, и по ее линии вся родня в Донецке.

- Вы их вывозили, когда все началось?
- Из Луганска. Как все началось, четыре месяца они жили у меня. А потом уехали: не хотят оставаться насовсем. Из Донецка вообще никто не поехал. Вначале там действительно было очень опасно, в центре рвались снаряды. У меня сестра в Луганске работала в Пенсионном фонде. Когда она приехала ко мне, вскоре по телевизору показали, как ракета взорвалась в парке, девочка там погибла. Говорили, что ракету эту притянул кондиционер на здании. В этом здании сестра и работала.

- Что еще рассказывают?
- Это политика. Если мы будем про политику разговаривать, у нас на футбол времени не останется. Ну а что рассказывают… Разное. Что они за свое ополчение. Что в Донецке в начале обстрелов ходили какие-то люди и разбрасывали маяки, по которым наводились орудия… Что в районе Боссе снаряд попал в троллейбус... Что никто не хочет выходить из состава Украины. Но при этом хотят, чтобы к ним прислушивались, чтобы считались, чтобы было уважение. Ведь Донбасс всю страну кормил, а когда начался Майдан, их мнения никто ни о чем не спросил. С этого все и началось.

- Перед вами стоял выбор, за какую сборную играть — России или Украины?
- Нет. Когда развалился Союз, мы играли на чемпионате Европы как сборная СНГ. А потом я ждал, что кто-то позвонит из Киева и пригласит в сборную. Но месяц была тишина. А вскоре ко мне подошел Колосков и сказал: «Хочу, чтобы ты играл за Россию».

«Я горжусь, что не нанес ни одной травмы»

- Вас же страна, по большому счету, узнала после игры того ЧЕ-1992 против Голландии, когда вы персонально играли против Гуллита и убрали его полностью.
- Я был удивлен, что этот матч вызвал такой ажиотаж, что столько о нем писали. Для меня это была обычная игра. Да, выключил Гуллита. Да, у меня была конкретная установка играть против него. Да, он ничего не сделал и был заменен. Но для меня это было обычное тренерское задание – видимо, тренеры увидели, что я могу с ним справиться.

- Правда, что вам Шалимов рассказывал, что делать с Гуллитом?
- Он тогда играл в «Интере», Гуллит – в «Милане». И я подошел к Игорю, спросил, что и как. Он рассказал, с какой стороны лучше атаковать Гуллита, в какую сторону он любит убирать мяч, какая нога у него сильная, куда разворачивается...

- Вас довольно часто использовали как персональщика. Против кого из звезд было сложнее всего?
- На самом деле я же в юношеских сборных в нападении играл. Это потом меня стали двигать в центр поля и сделали фактически центральным защитником. На этой позиции нужна голова. Нужно предугадать, прочитать атаку заранее. В Испании против Ромарио тяжело было, он играл в той еще «Барселоне», которую Круифф тренировал. С Рональдо интересно. Против наших было непросто – против Кирьякова, Добровольского, Колыванова… Еще, помню, была дуэль с Ианом Рашем из «Ливерпуля». Как мы там бодались нагло! Я смотрел потом на видео: нас в нынешнее время удалили бы обоих, а тогда ничего, нормально – борьба. Мы же не плевались друг в друга, исподтишка не били. У меня были потасовки и с Фернандо Йерро, а сейчас мы дружим. Я-то сам был футболистом не из приятных: если меня задеть, мало не показалось бы. Но я горжусь, что за всю карьеру не нанес никому ни одной травмы.

- Красная в матче с «Антверпеном» - самая памятная карточка?
- Это же судейская ошибка. Меня в том эпизоде даже рядом не было. Там Андрюша Иванов, царство ему небесное, боролся после подачи с углового, оттолкнул нападающего. Эпизод давно уже прошел, мяч уже чуть ли не у штрафной «Антверпена», и судья останавливает игру, да еще и пенальти назначает. Я как капитан пошел к нему выяснять, что случилось, а он мне красную – думал, что это я толкал.

«И вот Старостин встает и читает нам «Евгения Онегина»

- Это же был полуфинал Кубка кубков. У «Спартака» был реальный шанс взять еврокубок уже тогда. Что творилось в раздевалке?
- Ко мне подошел Старостин, сказал: «Виктор, не переживай, мы будем за тебя бороться». Постарался поддержать. Он всегда меня поддерживал.

- Кто был главнее в том «Спартаке» – Старостин или Романцев?
- Старостин всегда сидел на установке и, когда Романцев заканчивал, говорил несколько слов. Было ощущение, что Старостин – это глыба. Что это тот человек, вокруг которого и благодаря которому строился клуб. Романцев – это тот человек, который строил команду на поле. Но разделения не чувствовалось. Они были единым целым, тем организмом, который определял, что такое «Спартак».

- Рассказывали, что Старостин, даже когда болел в последний год жизни, все равно каждый день приезжал в клуб.
- Да, он все время был при деле. Всегда что-то чертил, писал какие-то списки. Премиальные выдавал только он. Ему важно было жить «Спартаком». Он мог не помнить, что было вчера, но помнил, что было десятилетия назад. Всегда что-то рассказывал, читал стихи.

- Стихи?
- Мы были в Германии на мини-турнире и ехали на автобусе из одного города в другой. И он встает, берет микрофон и читает нам «Евгения Онегина». Иногда он привозил вырезки из газет, зачитывал их с комментариями. И от него всегда исходил позитив. Он любил мою семью, моего сына. Помню, приходили к нему в кабинет, у него там стол был большой, и сын ползал там среди бумаг. Я ругался, а Старостин махнет рукой: «Пусти его, пусть балуется». Машину всегда давал свою при необходимости – автомобили были далеко не у всех. Мы и в клуб ездили так: садились на электричку, доезжали до Ярославского вокзала и там – в метро.

- Такси?
- Такси дорого было для нас.

«Стены в Тарасовке тряслись так, словно ты сам в поезде»

- Сейчас игроки назовут хотя бы три станции метро?
- Наверняка. У нас в ЦСКА у дублеров и у тех, кто под основой, практически нет машин. У Чернова, по-моему, нет, у Головина еще нет, у Ефремова долго не было, только в этом году дали клубный автомобиль… Когда я пришел в «Спартак», это была семья. Такая же атмосфера сейчас в ЦСКА, может быть, поэтому мы выигрываем сейчас и выигрывали тогда. Мы все жили в Тарасовке на базе, многие даже с семьями, с детьми – ждали, когда квартиру дадут. Мы с женой год жили. Было два корпуса – деревянный, в котором никто не жил, и основной. На втором этаже – семейные, на третьем – холостые.

- Где спокойнее?
- На втором. Хотя там многие с детьми жили. Каха Цхададзе с двумя детьми, Цымбаларь с детьми, Карпин, Никифоров с женами… Когда рядом по железной дороге проходил грузовой состав, стены тряслись так, словно ты сам едешь в этом поезде… Чтобы зимой успеть в манеж на тренировку, мы поднимались ни свет ни заря, садились на электричку, потом на метро доезжали до Сокольников. И оттуда уже автобус вез нас к манежу. Это только потом нам стали выделять второй автобус – для тех, кто добирался из Тарасовки. Однажды его ветром буквально снесло с дороги в кювет.

- Страшно?
- Там не так высоко было, и он не перевернулся. Ну что, вышли, побрели на станцию, на электричку.

- Вкус тарасовского борща менялся?
- Менялся-менялся. И кухня у нас была своя, тоже семейная. И все праздники и дни рождения мы отмечали вместе в столовой или на шашлыках. Ездили на Пироговское водохранилище, у нас там целые турниры по домино были – Олег Иванович очень любил.

- Давно были в Тарасовке?
- Когда еще Григорич (Владимир Федотов. – Ред.) был жив. Я учился в ВШТ и проходил стажировку.

- Сейчас там все изменилось. Забор до неба, железные ворота.
- Может, и правильно – сейчас фанаты другие. А тогда у нас люди срезали через футбольные поля дорогу к станции. Проходной двор такой был, и это воспринималось нормально. Люди приезжали смотреть тренировки, у нас специальная трибуна для них была.

«Хотим со Слуцким открыть клуб по паделю»

- Вы же из «Спартака» в Испанию уезжали чуть ли не с детективной историей?
- Меня хотел видеть в «Овьедо» Радомир Антич. А в Тарасовку за мной приезжали два главных человека из клуба — и президент, и основной акционер. Я согласился. В то время так было принято: как только футболист достигал определенного возраста, он уезжал в заграничный клуб. А меня еще стали и подталкивать к принятию такого решения.

- Как?
- Машину угнали, стали домой звонить и спрашивать, почем продаете квартиру, хотя я не собирался ее продавать, еще были неприятные моменты... И я понял: настало время уезжать. Я согласился на предложение «Овьедо» с одним условием – чтобы в контракт внесли пункт: если за меня какой клуб дает хотя бы на доллар больше, я могу перейти в ту команду. Там было полно переводчиков, которые якобы действовали в моих интересах. Они заверяли, что все в порядке, такой пункт есть, и я поставил подпись. Сейчас-то я понимаю, кто и как там обставлял свои дела, но тогда я был уверен, что все сделано хорошо.

- Когда поняли, что все не так?
- Антич в это же время ушел в «Атлетико» и позвал меня с собой. Я летал в Мадрид, вел переговоры с сыном Хесуса Хиля – он тогда занимался делами клуба. Но я с ним не встречался. Когда я сообщил «Овьедо», что собираюсь в «Атлетико», мне в ответ: никуда ты не едешь. Я им: как же так, у меня есть пункт в контракте. Они: нет такого пункта. Оказалось, что его вычеркнули за моей спиной те люди, которые должны были представлять мои интересы.

- Однажды Хесус Хиль пришел на пресс-конференцию с небольшим, но живым крокодилом на руках и заявил журналистам, что если кто-то опять напишет что-то не то, он приведет его маму. Сын Хиля такой же своеобразный?
- Нет, ничего такого. А Хесус Хиль – легенда, сильная личность. Про него много историй. Он же был мэром Марбельи и превратил этот город в мировой курорт, где дома купили многие знаменитости.

- Там дома почти у всех российских легионеров, кто играл в Испании. И говорят, у вас всех есть любимая игра, похожая на теннис.
- Падель. Леонид Викторович тоже стал фанатом этой игры, мы, когда в Испании на сборах, всегда рубимся. У нас есть идея в Москве открыть клуб по паделю, перспективная идея, мне кажется.

- В вашей компании кто первая ракетка в паделе?
- Карпин и Никифоров. Я послабее.

«Зря не купил акции «Овьедо»

- Вы расстроились, что не оказались в Мадриде?
- Поначалу – очень. А сейчас не жалею. Жизнь состоит из разных вещей: семья, дети, город, футбол. Если брать глобально, меня все устраивает. Мы до сих пор живем в Овьедо, у меня там дом, семье там нравится. Я полюбил этот город, болельщики до сих пор меня боготворят. Даже когда команда вылетала, многих футболистов оскорбляли, а мне аплодировали.

- У вас же школа там была по художественной гимнастике?
- Она и сейчас есть. Называется «Омега». Одна из лучших школ в Испании. У меня дочка чемпионка Испании, в сборную страны входила. Заработала себе очень хорошее имя, ее на мастер-классы всюду приглашают вплоть до Чили. Сейчас она официально закончила карьеру, но хочет вернуться. А пока проходит курсы повышения квалификации, чтобы стать судьей. Параллельно учится в одном очень хорошем университете, чтобы стать квалифицированным тренером по фитнесу. У них там и медицине учат, и как людей спасать, и как по скалам лазить, и как на байдарках сплавляться. В Испании это считается очень престижной профессией. У меня у сына высшее экономическое образование, и ему тяжелее найти работу. В Испании безработица – 5 миллионов не могут найти работу.

- Года три назад «Овьедо» спасался от банкротства и предлагал приобрести всем желающим свои акции. Вы купили?
- Нет и теперь думаю, что зря. Но я просто не поверил. Вокруг того «Овьедо» было очень много непонятных вещей, много долгов и обмана, связанных с одним из владельцев клуба — очень сильным и известным в Испании адвокатом. Клуб изворачивался, врал и не платили деньги всем кому можно – автобусной фирме, садовникам, не говоря уже о футболистах. Они и мне до сих пор деньги должны.

- Много?
- Много. Хотя я понимаю, что никогда их не отсужу. Там очень хитрые схемы были. Более того, они с меня хотели получить 18 млн евро. Когда «Овьедо» вылетел в Сегунду В, я там не имел права играть как легионер, уехал в «Аланию». А у меня клаусула (сумма выкупа. – Ред.) была 18 млн евро. И тогда «Овьедо», не имея права меня держать в клубе и не выплачивая мне зарплату, выставил мне иск как раз на эту сумму. Мне пришлось самому нанимать адвоката, платить ему 60 тысяч евро, чтобы доказать очевидное. Даже в федерации Испании пожимали плечами, когда выдавали трансферный лист «Алании». Машину они мне должны были выдать по контракту. Оказалось, что по одним документам она оформлена на них, по другим – на меня, по третьим – вообще банку принадлежит, которому они до сих пор не выплатили кредит. В общем, вся предыстория говорила о том, что не стоит связываться с «Овьедо».

- Но у них же все закончилось хорошо?
- Клуб выкупил мексиканский магнат Карлос Слим. Богатейший человек мира. И мне нравится, как он все выстроил. Это не вариант «Анжи», он не стал взрывать рынок. Он потихоньку поднимает клуб наверх, и сейчас в Сегунде команда собирает по 40 тысяч народу на трибуне. Билетов не купить.

«Вася оборачивается, и смотрю, уже кулак готов лететь мне в лицо»

- У вас был сезон в «Райо Вальекано». Вы застали те времена, когда у него была президентом женщина?
- Ее называли Мать Тереса, у нее было 13 детей и муж миллиардер Руис Матеос. Он ее и поставил номинальным президентом клуба. В 80-х он был самым богатым человеком Испании и самым большим работодателем в стране – 60 тысяч человек трудились на его предприятиях. Но властям не нравилось его возросшее влияние, и они сделали все, чтобы разрушить и национализировать его бизнес, у него забрали много денег, потом возвращали. Однажды нас, всю команду, Мать Тереса пригласила на чаепитие в свой дом – огромный красивый особняк. И на меня произвело впечатление, что жена миллиардера, очень влиятельный человек, так запросто нам разливает чай, режет хамон, подает на стол. Так было душевно.

- А в футболе она что-нибудь понимала? «В атаке – пошире, в обороне – поуже»?
- В футболе она ничего не понимала. На футболе она спала. Не знаю, вызывала ли она к себе тренеров в кабинет, но у нас в раздевалке я ее не видел ни разу. Зато «Райо Вальекано» был единственным в Испании клубом, где зарплата выдавалась каждую неделю и без задержек. Для них было делом принципа – оставаться без долгов.

- Дерби с «Реалом» действительно у них такие принципиальные?
- Вальекос – бедный рабочий район Мадрида. Но там живет миллион человек. «Реал» - как бы «королевский» клуб. А когда народ бьется против королей, это всегда принципиально.

- В вашей карьере был «Сатурн» и та легендарная драка в Раменском против ЦСКА. Вам сейчас в клубе ее припоминают?
- И довольно часто. Эта драка вошла в топ-10 драк мирового футбола – вы забейте в ютубе. Я там больше разнимал. Помню момент: беру за плечи Васю Березуцкого, чтобы его оттащить, а он оборачивается, и смотрю, уже кулак готов лететь мне в лицо. Но он увидел, что это я, остановился в последний момент. У нас в «Сатурне» было шестеро бразильцев, шестеро аргентинцев и шестеро русских. Гремучая смесь.

- Это правда, что на двусторонках в Раменском тоже были битвы?
- Да-да. Между русскими и иностранцами. Кто-то жестко сыграл в стыке, не извинился, другой решил отомстить, так это и начинается.

- Романцев в «Спартаке» и Романцев в «Сатурне» - это два разных человека?
- Абсолютно. Олег Иванович привык работать, когда он контролирует все полностью. Когда он подбирает под свою модель каждого футболиста. Когда он тренер, менеджер и владелец клуба. Когда нет никого, кто ему будет указывать, что делать. Но сколько таких тренеров в мире? Кроме Фергюсона и Венгера. В Раменском у нас все начиналось неплохо. Первые сборы прошли просто великолепно, а потом что-то произошло у них с руководством, может, по игрокам разошлись, может, еще что - я не влезал, но на второй сбор уже он не поехал.

«Слуцкий точно не хочет уходить из ЦСКА»

- Как футболист вы себе сделали имя в «Спартаке». Как тренер вы себе делаете имя в ЦСКА. Вы не чувствуете дискомфорта?
- Я спокойно к этому отношусь. Да, матч ЦСКА – «Спартак» - это главная афиша сезона, и это самые непримиримые соперники. Но я там, где нужны мои профессиональные качества, нужна моя работа. Я понимаю, когда болельщики ЦСКА не в восторге, но при этом я не понимаю, когда оскорбляют. Я вам расскажу одну историю. Однажды на базу приезжали болельщики поговорить с командой. Вышел один активист и сначала говорил за команду, говорил, что он такой весь из себя армеец, потом плавно перешел на меня. Дошло до того, что братья Березуцкие вступились за меня, встали и высказали все по этому поводу. А через какое-то время я узнал, что того самого активиста сами армейские болельщики выгнали из своих рядов за то, что он своих же товарищей сдавал милиции. А ведь бил себя в грудь и на меня наезжал.

Я люблю свою работу, я благодарен тем, кто меня пригласил и с кем вместе мы ее делаем. И я хочу сказать, что ни один болельщик «Спартака» не оскорбил меня. Да, они свистели, когда на «Открытие Арене» был матч ветеранов и я получал мяч, и это я тоже могу понять. Но они не оскорбляли.

- Но шарф вам этот вспоминают?
- Чаще ребята в команде – в шутку. Я к этому тоже отношусь спокойно. Это же футбольная символика. Я же не фашистский крест поцеловал и не трезубец дьявола.

- Сейчас получается, что вы старожил в тренерском штабе ЦСКА: вы дольше всех работаете в клубе.
- Ну да, на пару месяцев больше Леонида Викторовича.

- Вы же видели, как он приходил в команду. Вы слышали, как говорят, что Слуцкий – тренер и уж точно не тренер-победитель?
- И сейчас есть, кто говорит, что Слуцкий не тренер. Но у него очень правильно развивалась карьера: детский футбол, дубль «Уралана», основная команда, «Москва», «Крылья». И было видно, что каждый раз он создавал авторскую команду, со своими особенностями, со своим почерком. Так что приглашение в ЦСКА было логичным. Как и в сборную.

- Он вас звал в сборную?
- А в ЦСКА тогда кто останется? Хотя во время последнего перерыва, когда разъехались сборники, у нас в команде оставалось всего несколько человек. Вот подтянем Набабкина, Панченко и Васина до уровня сборной, тогда и мне можно будет.

- Вы говорили, что Слуцкий не хочет уходить из ЦСКА. Вы это обсуждали?
- Мы про сборную в клубе не говорим. Но мое мнение – что Леонид Викторович может совмещать. И то, что он не хочет уходить, – это точно.

- Сергей Игнашевич побил ваш, казалось, вечный рекорд по количеству матчей за сборную России и подбирается к суммарному рекорду, который включает и 4 игры за команду СНГ. Обидно?
- Нет. Рекорды для того и существуют, чтобы их бить. Тем более тут Сергей Игнашевич – игрок, с которым мы работаем в одном клубе. Что еще раз говорит о топ-статусе ЦСКА.

Андрей Вдовин, Ярослав Кулемин

http://www.ftbl.ru/issues/viktor-onopko-k-istorii-s-sharfom-otnoshus-spokoyno-ya-zhe-ne-fashistskiy-krest-potseloval/